Падение добычи нефти в России в следующем году может превысить порог в 50%, полагает аналитик нефтегазового сектора Михаил Крутихин. По его мнению, на уровень снижения добычи заметно не повлияет даже то, что объявленное европейское эмбарго, которое вступит в силу в декабре текущего года, будет «с изъянами».

Также, аналитик убежден, что Москву в этой ситуации объективно не способны выручить ни Китай, ни Индия, несмотря на то что Россия торгует с ними «черным золотом» по сниженным ценам.

Об этом и многом другом Михаил Крутихин рассказал в интервью Русской службе «Голоса Америки».

ВИКТОР ВЛАДИМИРОВ: Согласно свежему отчету Международного энергетического агентства, падение добычи нефти в России составит 20%. У вас иные прогнозы?

МИХАИЛ КРУТИХИН: Да, я не согласен с такой скромной оценкой. По нашим подсчетам, если экспорт нефти будет проходить в соответствии с санкциями ЕС, с европейским эмбарго, то, даже учитывая все изъятия из этого санкционного режима, Россия потеряет 51% экспорта сырой нефти. А с марта [2023 года] к этому добавится утрата 57% экспорта нефтепродуктов. Так что падение добычи нефти в России на следующий год составит больше 50%, по худшему сценарию – 56%.

В.В.: Запрет на экспорт нефтепродуктов, по-вашему, более серьезен по своим последствиям в краткосрочной перспективе?

М.К.: Да, он особенно сильно скажется на экономике страны. Потому что часть российских нефтеперерабатывающих заводов выпускает в основном экспортную продукцию, то есть низкокачественное дизельное топливо и прямогонный бензин, который иногда называется нафта. В России большого спроса на эти товары нет. И если для них аннулировать экспортный рынок [Европы], то в стране придется закрывать какие-то нефтяные промыслы, потому что российские нефтеперерабатывающие заводы такие объемы не осилят.

В.В.: Но ведь экономические потери страны будут измеряться и другими параметрами?

М.К.: Конечно. Потому что, когда считают долю нефтегазовых доходов в федеральном бюджете, не учитывают некоторые показатели. Это дивиденды и налог с прибыли нефтяных компаний, налоги их персонала, все налоги, которые собираются с компаний, обслуживающих нефтяную отрасль: поставщиков оборудования и материалов, буровых компаний и прочее, и прочее. Потери федерального бюджета с точки зрения доходной части тоже составят больше половины.

В.В.: Кто в результате пострадает в первую очередь?

М.К.: Думаю, вырастет безработица. За счет, например, буровых предприятий, которым ни к чему будет бурить новые скважины. Многие из них будут вынуждены прекратить свою деятельность. Есть и другие нюансы. Иногда говорят: ну, подумаешь, мы перестанем получать экспортную прибыль в долларах и евро, зато у нас есть рубли, которыми правительство рассчитывается. Мол, западная валюта нужно только для того, чтобы обеспечивать импорт, а его сейчас, как известно, в России нет. Всё так, да не так. Потому что те же нефтяные компании платят часть налогов, в том числе и налоги на прибыль, в рублях тем регионам, где они работают. Эти рублевые доходы тоже исчезнут. Поэтому тут эффект может получиться гораздо более серьезный, чем ожидается от потери в поступлениях иностранной валюты.

В.В.: Смогут ли в этой ситуации стать «палочкой-выручалочкой» Китай и Индия, на которые Москва возлагает (или возлагала) большие надежды?

М.К.: В Китай просто невозможно серьезно увеличить экспорт нефти. Потому что все транспортные пути заняты уже по максимуму. Рекорд экспорта в Китай был зафиксирован в позапрошлом году – 83 миллиона тонн нефти. В прошлом году туда ушло 72 миллиона тонн. И когда сейчас говорят, что в какую-то неделю-две продажи в КНР повысились на 55%, это не аргумент, поскольку оценивается очень короткий временной период. Ну ушли в Китай сверх расписания два танкера… Если же оценивать ситуацию объективно, то отправить в Китай больше 80 с небольшим миллионов тонн в год нет физической возможности.

Первоначальная эйфория, связанная с Индией, от того, что туда резко увеличились объёмы поставок российской нефти, постепенно проходит. Это при том, что скидка в цене для Индии достигала 30 и более долларов за баррель. В июле уже поток нефти, который в июне достиг своего пика, начал спадать, что неудивительно. Там огромная конкуренция со странами Персидского залива, прежде всего. Ирак, Саудовская Аравии и ОАЭ традиционно поставляют нефть на индийский рынок. А гнать российскую нефть через Суэцкий канал с перекачкой с малых танкеров на Балтике в большие океанские танкеры – тяжело. Поэтому не думаю, что в Индию удастся отправить дополнительно больше 10–15 миллионов тон в год. И рассчитывать на то, что это как-то компенсирует потери от утраты европейского рынка, не приходится. В прошлом году в сторону Европы ушло 107 миллионов тонн.

В.В: Как представляется, негативного для России процесса можно было бы если не избежать совсем, то несколько смикшировать и замедлить его, не начни Кремль войну в Украине?

М.К.: Разумеется, главная причина тут – война и вызванные агрессией России против Украины экономические санкции. Кроме того, здесь свою негативную роль сыграла общая направленность Москвы на отказ от движения к зеленой энергетике. Та же доктрина энергетической безопасности [РФ], подписанная Путиным в 2019 году, говорит, что основа развития энергетической отрасли – уголь, нефть и газ… Поэтому зацикленность на том, что страна должна и впредь паразитировать на природных ресурсах, природной ренте, вторая причина того, что удар по этой отрасли для России стал особенно чувствителен.